Игорь Москвин - Петербургский сыск. 1870 – 1874
– Где же они могли близко сойтись? Где? – схватился двумя руками за голову, словно она переполнилась не столько мыслями, сколько вопросами.
– Не знаю, – тихо произнёс начальник сыска, подперев подбородок рукою и задумчиво рассматривая облака за окном.
Жуков с удивлением посмотрел на Ивана Дмитриевича.
Телеграмма из Колова пришла следующим утром.
Не успел Путилин войти, как дежурный офицер, зная с каким нетерпением, начальник сыска ждет пришедшую бумагу, протянул лист серой бумаги, сложенный вдвое.
Иван Дмитриевич тут же развернул и, не обращая внимания на взгляды присутствующих, принялся читать. Потом опустил руку, нахмурился и с сердитым видом начал подниматься на второй этаж, где был расположен его кабинет.
Через минуту заглянул Михаил.
– Утро доброе! – проговорила голова, выглядывающая из—за двери, и потом появился сам Жуков.
Хозяин кабинета стоял у окна, заложив руки за спину.
– Проходи, Миша, присаживайся, – повернул голову к вошедшему, – там на столе бумага прочти.
– Не ожидал, – раздалось за спиною Путилина.
– Я мыслил об этом и у меня все нити сходились на Сашке, он же и неизвестный посетитель господина Евсеева.
– Надо ехать к господам иноземцам на Обводный.
– Не так быстро, господин Жуков, – Иван Дмитриевич обернулся лицом к помощнику, – а ежели ошибка и он трудится в другом месте?
– Это—то и будет ясно, однако, – Михаил на секунду замолчал.
– Что «однако»?
– Может его уже нет в столице?
– И это вполне вероятно. Я так мыслю, – сощурил глаза Путилин, – не станет он скрываться. Ему же кажется, что опасности нет. Ну был он раз – два у Евсеева и то тайком. Никто толком его не видел, опознать не сможет. Связать в один узелок с убитым тоже не представляется возможным. Что ему таиться? Да, в этом ты прав, он будет ниже травы, на руках большие деньги. Он будет выжидать, не высовываться, чтобы, не дай Бог, его заподозрили.
– Мы же можем его арестовать?
– Позвольте полюбопытствовать, любезный Михаил Силантиевич, за какие такие грехи? Что Александр Трифонович является родным братом Акулины Сергеевой? Так это в нашей державе не является преступлением и при том мои домыслы к следствию о причастности данного господина к содеянному не пристегнешь?
– Что же делать?
– Думать, дорогой Михаил, думать. Можно ошибиться, видя только одну дорогу.
– Других– то нет?
– Вот я и говорю, думать надо.
– Так если мысли не идут? – помощник стал рядом с начальником у окна, так же заложив руки за спину.
– Ты в сыске, чтобы видеть и шире, и глубже, и по возможности идти на вершок впереди злодея.
– Легко Вам, Иван Дмитриевич, не первый десяток ловите супостатов.
– Я тоже когда– то был молод и начинал с первого шага, – улыбающееся лицо повернулось к Жукову. – Хватит, поговорили, теперь за дело. Чтобы больше не тревожить иноземцев, поезжай—ка в адресную экспедицию, отыщи них, где проживает наш предполагаемый убийца. Надо с ним познакомиться и в глаза взглянуть. Понять, что могло подвигнуть его на двойное злодеяние.
– Он и сестру?
– Не исключаю такого исхода, не исключаю. Может быть девица могла что—то знать и догадаться, что братец бывшего ухажера отправил к праотцам и при этом прихватил немалые деньги.
– Неуж—то родную сестру из—за денег?
– Михаил, не делай из него подлеца, пока явно не доказана его вина. Ты должен беспристрастно относится ко всем, чтобы, не дай Бог, ошибиться и невиновного осудить.
– Тогда с Вашего позволения я в адресную?
– Жду.
Дверь тихонько затворилась.
Путилин же остался стоять у окна.
До экспедиции помощник начальника сыска решил дойти пешком, благо было недалеко, да и погода благоприятствовала прогулке. Полчаса и он уже входил в здание в три этажа, где размещалась адресное учреждение.
С довольным видом Жуков вышел на свежий воздух, в кармане покоилась бумажица, где размашистым ровным почерком (умеют же в экспедиции!) написано место нынешнего проживания Александра Трифонова Сергеева, уроженца Олонецкой губернии, прибывшего в столицу двенадцать лет тому и тогда же поступившего на вновь образованную Российско– Американского товарищества мануфактуру господина Краузкопфа. Там и продолжает трудиться на благо иностранного подданного
Теперь его голову теснили мысли о преступлении. Ежели Акулина знала о намерениях брата и готова была либо донести, либо предостеречь Евсеева о грозящей опасности. Тогда выходит, что тот неповинен. Но печать повреждена на сумке нарочно и такое мог свершить только один человек – чиновник почтового ведомства господин Евсеев, получивший сей предмет от ответственного лица в целости и сохранности.
Михаил даже приостановился от непонимания. С одной стороны правилен первый посыл, а с другой – и второй кажется истинным. Запутанный кубок! Хотя теперь понятно, как господин Евсеев свел знакомство с Александром.
– Иван Дмитриевич, – из кармана Михаил достал бумагу, – в экспедиции я получил адрес Александра Сергеева.
– Прекрасно.
– Мне его привести?
– Я еще не решил, – Путилин сидел в кресле, закрыв ладонями лицо, потом с шумом выдохнул, – вези. Он же брат убитой, единственный родной человек в столице. Вези.
– Так точно.
Помощник начальника сыска взял с собою двух агентов и на коляске отправился по полученному адресу, но с первой минуты не заладилось, то на месте сказали, что Сашка направил стопы в трактир («Удивительно, как не встретились на лестнице?»), то уже успел покинуть его. Вечер был потрачен в пустую. Михаил воротился злой и тихий, не хотелось получать от Ивана Дмитриевича нагоняй за вполне простое поручение.
– Ничего. – только появилась улыбка на лице Путилина, – в каждом деле есть неудачи.
– Иван Дмитрич…
– Пустяки, – махнул рукою, однако зря. Знал бы, подстелил соломки.
– Утром он будет сидеть на этом стуле, – пообещал Михаил.
– Иди отдыхай.
Утром примчался взмыленный посыльный, едва отдышавшись, произнёс:
– Господин Путилин, там убийство, Сергеева жизни лишили. Вас просит Михаил Силантич прибыть.
– Сергеев, – только и сказал начальник сыска.
– Да, – просто ответил малец.
«Опоздал, – пронеслось в голове Ивана Дмитриевича, – опять начинать с первого шага! Еще одна смерть в этом деле.»
Александр Сергеев занимал комнату на третьем этаже. Пока Путилин поднимался несколько раз, споткнулся о выставленный из квартир ненужный скарб жильцов. Стояли запахи готовящейся снеди, и только теперь Иван Дмитриевич почувствовал, что зря не откушал чаю с утра. Впереди предстоял трудный день.
Дверь была открыта, на пороге стоял стушевавшийся Михаил.
– Ничего, – только и произнёс начальник, – всяко бывает и прошел в небольшую комнату Сергеева.
Внимательный взгляд остановился на убитом, лежащем лицом вниз. Затылок вдавлен во внутрь, зияя осколками раздробленных костей. Подле головы новая кепка, серый пиджак еще не слишком поношенный. Новые кожаные сапоги «гармошкой». Рядом валялся железный штырь в полвершка толщиной и длиной в пол—аршина.
– Здравия Вам, Иван Дмитриевич, – поприветствовал вошедшего начальника сыска доктор, – сразу же предвосхищу Ваши, мил– человек, вопросы. Удар невероятной силы, я таких в своей практике не встречал. Хватило одного, чтобы лишить жизни. Убиенный не успел почувствовать ни боли, ни досады, общем, ничего. Судя по нанесенному удару, я могу сказать, что преступник выше и крепче сложен.
– Выше? – поинтересовался Путилин.
– Да, милостливый государь, выше, – покачал головою доктор, – удар нанесен практически по прямой, если бы преступник был ниже, то удар производился сверху вниз. Человек хотел бить наверняка, а здесь он даже стену задел, – показал рукою на свежую борозду на стене, – высокому несподручно бить сверху, потолок, видите ли, здесь невысок и он бил с размаха, стена не стала ему помехой, поэтому я склонен предположить, что силушкой наш убийца не обижен.
– Благодарю.
– Можно выносить? – только сейчас появился из—за двери Михаил.
Иван Дмитриевич вместо ответа склонился к убитому, в карманах ничего не было, кроме медных монет, внутренний же был выворочен наружу.
– Пожалуй, можно.
Через несколько минут только подсохшее коричневое пятно напоминало о разыгравшейся недавно трагедии.
Комната была небольшой в одно окно, выходящее в сумрачный двор и никогда не знавшее солнечных лучей. Деревянная кушетка с тонким продавленным матрасом, две подушки. Стол с остатками засохшего хлеба, кувшин скисшего молока, несколько грязных стаканов, пустой полуштоф из—под хлебного вина, квашенная капуста в деревянной миске, несколько вареных картофелин. Пожалуй, и все. Не на чем остановить взгляд, только когда была отодвинута кушетка, бросилось в глаза, что подле стены на пыльном полу следы, словно кто—то недавно там ходил.
